Название: Ты моя сила и моя слабость
Ссылка на фикбук: ficbook.net/readfic/2046239
Пэйринг: Марк/БэмБэм
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Романтика, AU
Предупреждения: OOC, Underage
Глава 1Семья — это родство не только по крови.
© Legend of the Seeker
Джексон давно не видел Марка в таком состоянии - словно из него вынули душу и оставили лишь пустую оболочку. Он крепко сжал зубы - знал же, что эта его поездка домой ничем хорошим не закончится – Марк воспитывался в семье отчима, и как только смог самостоятельно зарабатывать себе на жизнь, без сожаления покинул так и не ставший родным дом. Сейчас он вполне состоявшийся фотограф, снимает неплохую квартирку в Верхнем Ист-Сайде на Манхэттене, но детские комплексы до сих пор мешают ему нормально общаться с приёмной семьёй. Вот только, кажется, на этот раз случилось что-то посерьёзней, чем очередная стычка с роднёй на почве неоправдавшихся надежд главы семейства...
- Отчим сказал, что мама жива.
Джексон, окаменев, смотрит, как Марк залпом опрокидывает в себя пол стакана неразбавленного виски и даже не морщится.
- Что? - переспрашивает он, всё ещё надеясь, что ослышался.
- Он сказал, что мама жива, - с грустной усмешкой повторяет Марк. - Это значит, что она бросила меня, понимаешь? - его губы дрожат, и пальцы со всей силы стискивают запотевший стакан. - Меня воспитывала чужая семья, а ей я просто оказался не нужен. Понимаешь, Джекс?
- Ну-ну, может, он просто солгал, чтоб ударить по больному. Ты же знаешь, он та ещё скотина,- Джексон придвигается ближе, обнимая за плечи и изо всех сил прижимая к себе, стремясь предотвратить надвигающуюся истерику. Они познакомились в приюте, когда были ещё детьми, и Джексон привык быть старшим братом в их тандеме, не смотря на то, что данные в паспорте говорили об обратной разнице в возрасте. Он укачивает Марка, как ребёнка, тихо шепча, что это всё в прошлом, что всё будет хорошо, непременно, ну должно же быть, пока друг не успокаивается окончательно.
Наконец, Марк выпрямляется, делая глубокий вдох, давая понять, что взял себя в руки.
- Я хочу найти её, - твёрдым голосом говорит он, и по безапелляционному тону Джексон понимает, что отговорить его не удастся. Замечая недоверчивый взгляд друга, Марк добавляет: - я не собираюсь устраивать разборки, поверь мне. Я просто хочу посмотреть на человека, который однажды полностью исчез из моей жизни.
Найти человека в таком штате, как Нью-Гэмпшир, оказалось не самой лёгкой задачей, но вполне выполнимой. Честно говоря, Джексон втайне надеется, что пока личный адвокат Марка подыскивает частного детектива из местных, а тот по крупицам собирает информацию, Марк успеет остыть и оставит свою идею. Но однажды вечером он звонит ему и сообщает, что "вылет утром и как на счёт устроить прощальный вечер (как раз и бутылка кьянти стоит второй год без дела) и получить ЦУ по уходу за котами, потому что на Джебома нет абсолютно никакой надежды".
- Ты уверен, что хочешь полететь один? - спрашивает наконец Джексон, когда голова усваивает всю архиважную информацию, в какие часы и чем именно кормить котов.- Я могу изменить расписание и полететь с тобой, это правда будет несложно.
- Спасибо, но нет, - качает головой Марк. - Меня встретят, да и не думаю, что задержусь там надолго.
Джексон вздыхает и отодвигает от себя полупустой стакан.
- Всё же скажи, зачем тебе это?
- Джекс, ты же должен меня понять...
И Джексон понимает, он действительно понимает, потому что сам был на этом месте. И именно поэтому он больше всего на свете не желает Марку испытать всей той боли и пустоты, что довелось испытать ему. Но так же он понимает, что слишком они похожи, чтобы ему удалось отговорить того от задуманного. Он слегка сжимает ладонь Марка в своей; простой жест, который на их собственном языке значит ни много ни мало, а "я твой друг и всегда буду рядом, ты же знаешь", и Марк знает.
Нью-Гэмпшир никогда не радовал тёплой погодой, и, приземлившись в небольшом аэропорте Портсмута, Марк из цветущей весны попадает прямиком в промозглую зиму. Кругом холодно и серо, и Марк плотнее кутается в тёплый вязаный шарф и тоненькую парку. Его встречает седовласый пожилой человек, представившийся как частный детектив Джозеф Мэйотт, и предлагает для начала отвезти его в гостиницу. По дороге из аэропорта Марк, не отрываясь, смотрит на безжизненный серый пейзаж, однотипными слайдами мелькающий за окном. Холод, царящий в этом северном царстве чувствуется даже в тёплом салоне старенького шевроле, пробирается сквозь одежду, царапает кожу.
После горячего душа в гостиничном номере чувство безысходности немного отступает, а когда Марк греет руки о большую чашку свежего кофе в небольшом кафе на цокольном этаже отеля, жизнь снова начинает играть цветными красками. Кофе, конечно, слишком крепкий и совсем не такой, к какому он привык, но в данной ситуации выбирать не приходится.
Джозеф появляется через полчаса, как они и договаривались. В руках у него внушительная кожаная папка, дающая понять, что работа была проделана немалая. Марк выпрямляется в кресле, приготовившись воспринимать информацию.
- Мистер Туан, - прокашлявшись, начинает Джозеф, - я не хотел говорить об этом в машине, тем более, вы с дороги, вам был необходим отдых. И, к сожалению, информация подтвердилась только вчера вечером, так что я не успел вас предупредить...
Марк чувствует, что начинает терять терпение, пальцы непроизвольно отбивают дробь по тёплой керамике пузатой белой кружки, и он с трудом сдерживает себя от того, чтобы неуважительно не поторопить детектива.
- Я проверил множество информации и действительно нашёл Вашу родную мать. Но дело в том, что... - пожилой детектив нерешительно мнётся, не решаясь договорить,- дело в том, что она умерла три года назад.
Джозеф начинает суетливо перебирать документы, выкладывая их на кофейный столик, перечисляя номера и даты, словно Марк только что обвинил его во лжи.
Марк не прикасается к бумагам, даже не смотрит на них. Он был готов к тому, что не станет разговаривать с матерью. Возможно, у него даже не хватило бы смелости подойти к ней - только посмотреть издалека. Убедиться, что женщина, которую он всю сознательную жизнь считал умершей, теперь прекрасно живёт без него, и окончательно возненавидеть. Но повторно пережить её смерть он оказался не готов.
- Я бы хотел съездить на её...- Марк запинается, не в силах произнести это вслух. К счастью, Джозеф всё понимает и согласно кивает, убирая бумаги в портфель.
Дорога до кладбища занимает чуть больше получаса, и ландшафт за окном кажется ещё более безжизненным, чем раньше. Джозеф не заводит ненужных светских разговоров, и Марк благодарен ему за это.
Он смотрит на серый камень надгробия и не чувствует ничего. Только опустошение. Всё, ради чего он сюда приехал, разом потеряло всякий смысл, незаданные вопросы навсегда останутся без ответа.
"Почему ты бросила меня, мама? Почему позволила воспитываться в чужой для меня семье? Ты настолько меня ненавидела?"
Он ищет хоть одну причину оправдать поступок матери, всего одной единственной причины было бы достаточно, чтобы жить дальше... Но так и не находит её.
Когда Марк подходит к машине, ему кажется, что он уже не чувствует холода, но тучи сгущаются, и Джозеф говорит, что приближается снегопад и лучше успеть добраться до города, пока не началась метель, и дороги открыты.
Они подъезжают к отелю, когда за окном уже непроглядная тьма, кое-где пробивающаяся полосками света уличных фонарей. Весной, говорит Джозеф, темнеет рано.
Поднимаясь по ступенькам крыльца, Марк думает о том, на какой ближайший рейс заказать билет - оставаться в этом чужом для него городе больше не хочется ни минуты - но Джозеф удерживает его за локоть.
- Я не знаю, интересно ли Вам это, но думаю, Вы имеете право знать,- говорит он, - у Вашей матери остался сын.
***
- Что? - непонимающее переспрашивает Джексон по скайпу.
- Что слышал, - раздражённо дёргает плечом Марк. - У неё остался сын. Не родной, приёмный. Остался от второго брака.
Он отпивает большой глоток вина, прямо из горлышка. Вино дешёвое, и на утро будет ужасно болеть голова, но Марк думает об этом сейчас с каким-то мазохистским удовольствием.
- Понимаешь, что это значит? - снова упрямо спрашивает Марк. - То, что она отказалась от родного сына, но при этом воспитывала чужого. Что я ей сделал, Джекс? За что можно было так ненавидеть собственного ребёнка?
Джексон молчит, в очередной раз убеждаясь, что не надо было отпускать Марка одного. Да и вообще отпускать было не надо.
- И где сейчас этот ребёнок? - наконец спрашивает он.
- В приюте, - Марк делает ещё один глоток и морщится от терпкого послевкусия. - Я завтра туда поеду.
- Господи, зачем?! - Джексон думает, что уже ничего не понимает. - Зачем тебе туда ехать, ради всего святого? Тебе не кажется, что ты и так уже достаточно разбит?
Марк молчит и упрямо качает головой.
- Марк, - со вздохом предпринимает последнюю попытку Джексон, - Марк, возвращайся домой...
- Я не могу, Джекс, - его голос звучит твёрдо и абсолютно трезво, как будто и не было только что выпитого литра вина. - Я не могу сейчас уехать, неужели ты не понимаешь? И если я уже тут, я хочу хотя бы выяснить, чем этот ребёнок настолько лучше меня, если от меня она с лёгкостью отказалась. А от него - нет.
***
Приют, около которого тормозит чёрный шевроле, оказывается невероятно похож на тот, в котором Марк провёл несколько лет своего детства. Хотя, наверное, все подобные здания выглядят одинаково - от них веет горьким отчаянием и поломанным детством. Окна неприветливо глядят тёмными глазницами на гостей, и кажется, что даже облупившаяся серая краска, стекающая со стен, вопит, что им здесь не место.
Пока Джозеф разговаривает с директором приюта - пожилой женщиной с приятной внешностью и серьёзным взглядом, Марк смотрит в окно. Кажется, с утра погода всё-таки взглянула на календарь, и в город пришла долгожданная весна. Маленькие жители приюта, все поголовно в лёгких курточках, высыпали на улицу, затеяв оживлённую возню.
Наконец, переговоры подходят к концу, директор даёт своё разрешение на встречу (с кем? сводным братом?) и, подойдя к окну, указывает Марку на самый отдалённый уголок двора, почти скрытый корявыми замёрзшими палками, которые летом вероятно превращаются в деревья. Там, в тени этих промёрзших недо-деревьев, на скамье в одиночестве виднеется маленькая фигурка ребёнка.
Уже подходя ближе, Марк отмечает про себя, что мальчик выглядит гораздо младше своих пятнадцати лет. А ещё от него так и веет одиночеством. Вынужденным одиночеством, к которому привыкаешь, срастаешься с ним кожей против своей воли. Марку знакомо это чувство, в груди под рёбрами начинает глухо болеть, царапая кожу изнутри рваными перьями. В этот момент к его ногам с тихим шуршанием что-то подкатывается, и он нагибается за неожиданной находкой. Мальчик срывается со своего места, но не успевает поймать потерю - Марк протягивает ему упавший карандаш на ладони.
Мальчик смотрит на незнакомца с испугом и недоверием, но всё же нерешительно принимает карандаш. Как маленький дикий зверёк, думает Марк и неожиданно для себя улыбается.
- Привет, - всё так же растягивая губы в улыбке, говорит он.
- Здравствуйте, - у мальчика оказывается тихий и мелодичный голос. А ещё мягкие черты лица, большие любопытные глаза, и растрёпанные вихры, торчащие в разные стороны, то ли от ветра, то ли сами по себе.
Марк садится на деревянную скамью, рядом с тем местом, где до этого сидел мальчишка, и щурится от яркого весеннего солнца - настроение почему-то улучшается, хотя причин для этого вроде никаких нет. Мальчик пару минут нерешительно топчется на месте, словно не понимая, что ему делать, но потом всё-таки возвращается на своё место в углу скамьи, прижимая к груди альбом.
- Ты рисуешь? - нарушает Марк повисшее молчание. Мальчик поднимает на него свои огромные глазищи и торопливо кивает. - Можно посмотреть?
Марк протягивает руку, и в его ладонь ложатся чуть шершавые листы, исчерченные множеством карандашных линий. Марк перелистывает страницы альбома, и запутанная вязь штрихов на его глазах сплетается в причудливые узоры, отрывочные образы и целые сюжеты. У мальчика определённо большие способности к рисованию, и Марк увлекается открывшемся перед ним миром настолько, что почти пропускает мимо ушей обращённый к нему тихий вопрос.
- Вы к кому-то пришли?
- М? - Марк отвлекается от рисунков и пытается собраться с мыслями. С самого утра вплоть до приезда в приют всё происходит настолько быстро, что времени подумать над тем, зачем же собственно он сюда едет и что скажет абсолютно чужому ребёнку, у него нет. И вот сейчас Марк теряется.
- Да... я пришёл... - смысла запутываться в собственной лжи нет, тем более, что он приехал за ответами, и Марк решается, - вообще-то я пришёл к тебе.
И без того большие глаза мальчика становятся ещё больше, он испуганно хлопает пушистыми ресницами, неуверенно теребя в руках край лёгкой курточки.
- Ко мне? – кажется, его голос становится ещё тише, и Марк практически вынужден читать по губам.
- Да, - он нервно улыбается. - Что тебя так удивляет?
- Просто... - мальчик опускает взгляд и почти срывается на шёпот. - Просто ко мне никто никогда не приходит.
Тупая боль под рёбрами возвращается, и Марк непроизвольно прижимает руку к груди, пытаясь унять бьющихся под сердцем взбесившихся птиц.
- Как тебя зовут? - он прекрасно знает его имя, в кабинете директора ему дали пролистать личное дело, но надо разговаривать, чтобы молчание не превратилось в нерушимую стену, и ничего кроме очевидного в своей банальности вопроса на ум не пришло.
- БэмБэм.
- М? - Марк удивлённо приподнимает бровь, потому что ничего похожего в личном деле определённо не было.
- Это прозвище, мне так привычнее, - впервые за время разговора Марк видит улыбку БэмБэма, такую же тёплую, как весеннее солнце и, видимо, такую же редкую.
Что дальше говорить, он решительно не представляет и, как объяснять своё появление, тоже. "Привет, я Марк - можешь считать меня своим сводным братом, хотя это не так. Просто моя мать, которую я считал умершей, оказывается просто бросила меня в детстве, и теперь мне жизненно необходимо знать, почему она не бросила тебя?" Марк мысленно отвешивает себе подзатыльник за эти мысли и, видимо, меняется в лице, потому что БэмБэм, до этого усиленно ковыряющий песок под ногами носком ботинка, вдруг дёргается и испуганно косится на него.
Марк заставляет взять себя в руки и снова натянуто улыбается - атмосфера неловкости нагнетается, и кто бы подсказал, как выпутываться из таких вот неловких ситуаций. Марк решает начать издалека.
- В детстве я тоже провёл какое-то время в приюте.
Испуг в глазах БэмБэма сменяется интересом:
- У Вас нет родителей?
- Нет, - качает головой Марк. - Вернее, я так думал до определённого времени. Недавно я узнал, что моя мать всё это время была жива.
Марк изо всех сил стискивает кулаки, так что костяшки пальцев белеют, и пытается выровнять тон, через который начинают проскальзывать истеричные нотки.
- Поэтому я и вернулся в Портсмут, - Марк тщательно пытается подобрать слова, чтобы не напугать мальчика. - Моя мать... это твоя мачеха, БэмБэм.
БэмБэм всё-таки пугается. Он испуганно дёргается, словно его хотят ударить, весь сжимается, кажется, даже становясь меньше ростом, и принимается бессвязно бормотать: - Простите, я не знал... Я не знал, правда, простите, меня.
Марк пугается не меньше, и когда БэмБэм всё-таки порывается вскочить, удерживает его за рукав куртки.
- Эй-эй, ты чего? - Марк непроизвольно стискивает руку БэмБэма и даже сквозь слои ткани чувствует, как того начинает трясти. - Чего ты перепугался?
БэмБэм больше не порывается встать, он скрючивается на скамейке маленьким воробьём, и Марк понимает, что надо было заранее написать текст или хотя бы продумать, что говорить, вместо того, чтобы плести всё, что в голову взбредёт, напугав при этом мальчишку до полусмерти.
- Просто я никогда не видел её, - Марк говорит успокаивающе, пытаясь выровнять ситуацию и расположить к себе мальчика. Почему-то вдруг это кажется очень важным. - Поэтому мне захотелось познакомиться с тобой, БэмБэм.
БэмБэм послушно кивает и, кажется, начинает дышать немного ровнее.
Разговаривать с БэмБэмом оказывается неожиданно приятно, Марк чувствует, что постепенно мальчик расслабляется и начинает говорить всё больше, оказавшись не таким замкнутым, каким показался при встрече. К сожалению, их разговор в тот день оказывается коротким - в приюте начались занятия, и детвора наперегонки поспешила в здание.
БэмБэм собирается долго, рассовывая карандаши по карманам и любовно разглаживая непослушные альбомные листы, которые то и дело листает весенний ветер.
- До свидания, - наконец говорит он, и его голос снова шелестит чуть слышно, как-будто они только что познакомились.
- До свидания, БэмБэм, - Марк тоже мнётся на месте, он чувствует, что надо сказать что-то ещё, но слова упрямо застревают в горле.
Пройдя пару шагов, БэмБэм оборачивается, его распахнутые глаза испуганного оленёнка смотрят прямо и решительно, а пальцы безжалостно мнут наброски, выдавая волнение.
- А... - голос слегка звенит от напряжения,- а Вы ещё придёте?
Марк чувствует, как птицы в грудной клетке успокаиваются, и по солнечному сплетению растекается неожиданное тепло.
- Конечно,- улыбается он. - До завтра, БэмБэм.
БэмБэм улыбается светло и искренне и уже бегом направляется к закрывающимся дверям приюта.
***
Через несколько дней Марк неожиданно для себя приходит к выводу, что уже не представляет себе ни дня без общения с БэмБэмом. Он приезжает в приют каждый день, и БэмБэм с улыбкой несётся к нему навстречу, размахивая очередным рисунком или сбивчиво щебеча новую историю, которую только что придумал. У него мало друзей, и даже директор приюта в приватном разговоре однажды признаётся Марку, что впервые видит этого ребёнка таким открытым и живым. Марк и сам чувствует, что оживает. Словно многолетние льды, что копились годами в его душе, вдруг разом начали таять, и Марк совершенно не представляет, как справляться с неуправляемыми потоками оттаявших чувств, кажется, что однажды они потопят его с головой.
И этот день наступает раньше, чем он думает.
Утром в его гостиничном номере раздаётся звонок из агентства - назначена дата съёмок, и вернуться в Нью-Йорк предстоит не позже пятницы. И это при том, что на календаре уже вторник. Марк откидывается на кровать и устало прикрывает глаза - на внутренней стороне век упрямо проступает образ несуразного мальчишки с растрёпанными ветром волосами, и Марк всерьёз задумывается о том, что желание бросить работу ко всем чертям не такое уж безрассудное, как казалось раньше. В приют он сегодня не едет.
До самого вечера Марк мается, меряя гостиничный номер шагами от одного угла к другому, взвешивает все плюсы и минусы, пытается даже умножать и делить, но то ли гуманитарный склад ума сказывается, то ли это уравнение с одной производной и вовсе не имеет решения, тем не менее, кроме сильной мигрени в голове не появляется ничего.
Следующим утром Марк просыпается разбитым, как после сильного похмелья, в висках монотонно стучит, а на душе паршиво как никогда. Говорить БэмБэму о своём отъезде не хочется, но надо, и от осознания этого становится совсем тошно.
Марк подъезжает к воротам приюта, когда стрелки часов только пересекли отметку три, а это значит, что занятия в детском доме уже закончились. БэмБэм выбегает ему навстречу, как прежде, радуясь как ребёнок (хотя он и есть ребёнок, чего уж). Он быстро тараторит о том, как боялся, что он больше не придёт, как много ему надо рассказать, а Марк в этот момент ненавидит себя так сильно, как, наверное, не ненавидел никогда.
Когда щебет БэмБэма немного стихает, Марк придвигается ближе к нему на их излюбленной обшарпанной скамейке и осторожно берёт маленькую ладошку в свою.
- БэмБэм, - начинает он, нерешительно подбирая слова, - мне надо тебе кое-что сказать.
БэмБэм затихает и послушно кивает, внимательно вслушиваясь в каждое слово.
- Понимаешь, я живу в другом штате, и у меня есть работа, которую я при всём своём желании не могу пропустить. И на этой неделе мне придётся вернуться туда...
Улыбка БэмБэма тускнеет, а маленькие пальчики начинают едва заметно подрагивать, но Марк лишь сильнее сжимает ладонь. БэмБэм снова становится тем испуганным ребёнком, каким он встретил его впервые, и Марк чувствует, как всё в груди скручивается в тугой узел. Слова срываются с губ раньше, чем он успевает их осознать:
- Поедешь со мной?
Мальчик удивлённо вскидывает глаза, взмахивая отросшей чёлкой, словно проверяет, не шутит ли. Марк не шутит. Видимо, это и есть то самое единственно верное решение в этом уравнении, но, только произнеся его вслух, он окончательно убедился, что уже никогда бы не смог отпустить этого мальчика от себя.
Когда до БэмБэма окончательно доходит смысл сказанного, он срывается со своего места и бросается Марку на шею, зарываясь носом в волосы где-то за ухом. Марк счастливо смеётся и тоже обнимает своего маленького мальчика.
Глава 2Следующие два дня наполнены непрерывными хлопотами - заполнение формуляров, решение вопроса с администрацией приюта, сбор бесконечных справок и подписей. Джозеф полностью оправдывает свою репутацию профессионала, взяв большую часть решения этих вопросов на себя, а Марк в лишний раз имеет шанс убедиться, что деньги значительно сокращают бюрократические процедуры. Нельзя сказать, чтобы он был богат или имел привычку сорить деньгами, но для Портсмута его доход считался значительно выше среднего.
После очередной выматывающей беготни от одного учреждения к другому Марк, кажется, готов взвыть зверем, но звонкий щебет светящегося от радости БэмБэма вытесняет все тревоги на второй план. О том, как объяснить появление незнакомого мальчишки в своём окружении, что делать с его обучением и воспитанием, Марк пока старается не думать. Почему-то всё это кажется безумно незначительным после одного единственного взгляда в смеющиеся оливковые глаза. Джексон по вечерам в скайпе лишь укоризненно качает головой и ничего не говорит.
Рано утром в пятницу на Портсмут опускается туман. Где-то на задворках сознания появляется мысль, не отменили бы рейс - в воскресенье съёмки, и шеф четвертует его, если он не появится вовремя. Марк ёжится от утреннего холода и кутается плотнее, утыкаясь носом в колючий шарф, который совсем не приносит тепла, и на полпути к приюту называет шофёру такси другой адрес. Старенький форд, чихая дымом и копотью, тормозит на самой окраине города. Марк выходит из машины, встречаемый лишь сильными порывами ветра - жилые дома остались далеко позади, и только одинокие развалины обшарпанных стен на пустыре говорят о том, что когда-то здесь были люди. Марк проводит рукой по шершавому камню стены своего старого приюта, прочерчивая пальцами выскобленные перочинными ножичками надписи, которые, такие же как он, мальчишки оставляли по ночам, втайне от воспитателей, словно хотели остаться в памяти этих стен навсегда. Марк прислушивается к своим ощущениям - он совершенно не так представлял себе эту встречу с позабытым прошлым. Сердце не начинает биться чаще, а осознание чего-то великого и давно позабытого не обрушивается как снег на голову - всего лишь обломки старого дома, так и не ставшего ему родным. Единственное, за что он благодарен этим стенам - они подарили ему Друга. Одного, но на всю жизнь. Марк бросает последний взгляд на заброшенное здание и уверенным шагом идёт обратно к ожидающему такси - прощание с прошлым закончено, впереди его ждёт будущее в лице одного непоседливого мальчишки.
БэмБэм уже топчется на пороге, вглядываясь в сторону дороги так далеко, насколько позволяет сгустившийся туман. Он крепко сжимает в руках небольшую дорожную сумку, куда, по-видимому, поместилось всё его, нажитое за недолгую жизнь, добро. Марк издалека замечает одинокую фигурку, подпрыгивающую на месте то ли от нетерпения, то ли от холода, и ощущение чужого одиночества снова врывается в душу холодным иррациональным потоком. БэмБэму здесь приходилось нелегко, это очевидно - тем, кто отличается от остальных, везде нелегко, а в таких местах, где признаётся только сила большинства, им не просто тяжело, им невыносимо. Марк ёжится от собственных детских воспоминаний и открывает дверь форда. Пока водитель помогает БэмБэму устроиться на заднем сидении (вместе с его сумкой, естественно; БэмБэм наотрез отказывается выпускать её из рук), Марк пожимает руку воспитателю, которая выходит их проводить.
- Знаете, - когда Марк уже собирается развернуться и уйти, вдруг неожиданно говорит она, задерживая его руку в своей. Марк удивлённо приподнимает бровь, - мачеха БэмБэма до последнего отказывалась привозить его сюда... Только когда она уже не могла самостоятельно позаботиться о себе, его привёз к нам работник социальной службы.
Марк вежливо кивает, не понимая, зачем ему эта информация, и нетерпеливо оглядывается на машину такси, где БэмБэм уже вовсю ёрзает на сидении, выглядывая в приоткрытое окно.
- Но, когда я виделась с ней, - продолжает воспитатель, игнорируя очевидное нетерпение Марка, - она не переставая повторяла, что не может отдать БэмБэма. Что это её способ искупить вину перед собственным ребёнком, от которого она отказалась.
Марк таращится на неё, то открывая, то закрывая рот, словно выброшенная на берег рыба, но слова застревают в горле, и наружу прорывается лишь беспомощный хрип.
Женщина напротив тепло улыбается и понимающе похлопывает его по руке, словно несмышлёного ребёнка.
- Она ни на минуту не забывала Вас, - продолжает она и смотрит так, как, наверное, сёстры милосердия смотрят на раскаивающихся грешников, - она жила с этой виной всю свою жизнь, простите её.
Марк на негнущихся ногах садится в такси, и машина наконец выезжает со двора. БэмБэм настороженно поглядывает на него с противоположного конца заднего сидения, но заговорить так и не решается.
Марк немного приходит в себя, лишь когда оказывается в оживлённом зале ожидания аэропорта. Хотя суета тут понятие относительное - жизнь в Портсмуте почти всегда течёт размеренно и неторопливо, словно карамельная нуга в набившей оскомину рекламе. Тем не менее, когда его ладонь обхватывают прохладные пальцы, а взглядом он встречается с испуганными глазами БэмБэма, Марк всё-таки решает отложить все мысли о матери на потом и обдумать их по возвращению в Нью-Йорк, предварительно основательно напившись. Сейчас у него есть дела поважнее.
БэмБэм впервые оказывается среди такого большого скопления незнакомых людей, он без конца спотыкается, налетает на чужие чемоданы и, не переставая, бормочет извинения. В конце концов, Марк решает, что безопасней всего будет усадить его на одно из освободившихся мест, вручить стакан с молочным коктейлем и оставить вертеть любопытной головой в разные стороны, не причиняя ущерба окружающим. Тем более, что из-за тумана рейс всё-таки задержали.
После двух часов ожидания, когда посадку всё-таки объявляют, БэмБэм сонный и еле-еле плетётся, да и сам Марк с трудом держится на ногах. Он со вздохом облегчения откидывается в кресле, намереваясь хотя бы немного поспать, но сразу понимает, что в его планах есть один небольшой просчёт. Именно он сейчас ёрзает в соседнем, любезно уступленном ему кресле у окна, дёргает Марка за рукав и задаёт, наверное, десятый по счёту вопрос из разряда "как это работает? откуда выпадет кислородная маска? и где аварийный выход?" Когда Марк уже сам всерьёз начинает подумывать о спасительном аварийном выходе, самолёт наконец отрывается от взлётной полосы, и под восторженное "ваууу~" БэмБэма Марк всё-таки погружается в сон.
***
Джексон сидит на своём излюбленном высоком стуле, даже не притрагиваясь к любезно сваренному для него кофе, и хмуро наблюдает, как Марк суетливо мечется по кухне, кажется, пытаясь одновременно приготовить всё и сразу. При этом он уже полчаса умудряется успешно игнорировать сверлящий его спину взгляд.
- Ну и зачем ты его притащил? - не выдерживает Джексон.
- Ш-шшш! - возмущённо шикает на него Марк, тараща глаза и многозначительно кивая в сторону гостевой спальни, где уже четверть часа копошится БэмБэм, распаковывая немногочисленные пожитки.
- Да он всё равно не услышит, - раздражённо отмахивается Джексон, - вон, бормочет что-то... Ну? Так о чём ты думал?
Марк, наконец, перестаёт бесцельно греметь посудой, всё равно повар из него никудышный, и присаживается на стул напротив.
- Не знаю, ни о чём, наверное, - устало вздыхает он. - Просто... Я не смог его оставить. Я привязался к нему, понимаешь?
- За два дня? Конечно, понимаю! Это же так на тебя похоже! - Джексон язвит и уже не скрывает раздражения безответственностью друга. - И ты, естественно, всё продумал: в какую школу он пойдёт, кто с ним будет заниматься, пока ты безвылазно торчишь на своей грёбаной работе. Ведь так? У тебя же есть план, да?
Марк лишь поджимает губы, понимая, что спорить бесполезно. Да и не о чем тут спорить, друг прав во всём, как ни крути. Только вот что сделано, то сделано, а жалеть о своих поступках совсем не в характере Марка.
Он всё-таки выпроваживает Джексона за дверь и нерешительно стучит в комнату для гостей. БэмБэм восседает на кровати в окружении разбросанных футболок и рассеянно листает что-то, отдалённо напоминающее ежедневник. Марк тихо присаживается рядом, и БэмБэм вздрагивает, словно только что заметил, что тот вошёл.
- Что это? - Марк кивает на блокнот в руках мальчика.
- Это? - БэмБэм растерянно хлопает ресницами. - Мой дневник. Я начал вести его задолго до того, как попал в приют.
- Так, записывал всякие глупости, - смущённо пожимает плечами он.
БэмБэм быстро перелистывает блокнот и достаёт запрятанную между листами чёрно-белую фотографию.
- Вот, - он несмело протягивает снимок Марку, - это... мама.
Фотография старая и уже изрядно помятая, кое-где глянец прочерчивают белые линии от сгибов, и Марк пристально вглядывается в запечатлённые силуэты. Он с лёгкостью узнаёт БэмБэма, по правде говоря, тот не сильно изменился, разве что подрос немного, и улыбался он тогда широко и искренне. Женщину рядом с ним нельзя назвать красивой, в ней нет привычного сейчас искусственного лоска, но в осанке и взгляде чувствуется сила и чувство собственного достоинства. Ощущение внутренней одухотворённой красоты притягивает, но выражение глаз остаётся серьёзным, без намёка на улыбку. Марк профессиональным взглядом фотографа ощупывает изображение, выискивая схожие черты. Возможно, разрез глаз немного похож, и овал лица такой же, а, может, он просто выдаёт желаемое за действительное. Марк возвращает фотографию БэмБэму и лишь качает головой на предложение оставить себе. Это не его прошлое, у него нет на него права.
- Ты закончил разбирать вещи? - Марк оглядывает бардак в комнате и хмурится. - Вижу, что да. В любом случае, завтра поедем по магазинам, купим тебе новую одежду и всё, что нужно. Эта никуда не годится.
*****
Поход по магазинам "за самым необходимым" оборачивается бесцельным блужданием по торговому центру и осмотру последнего на предмет достопримечательностей. БэмБэм разгуливает по этажам, разинув рот, и то и дело изумлённо охает и ахает, бурно реагируя то на эскалатор, то на вычурный фонтан посреди холла. Марк лишь посмеивается и мысленно делает себе пометку сводить БэмБэма в Бруклинский музей, уже предвкушая незабываемую реакцию.
В конце концов Марку удаётся затолкать БэмБэма в ближайшую примерочную, всучив тому внушительную охапку выбранных на свой вкус костюмов, жакетов и футболок с разноцветными принтами. К концу часа Марк ощущает себя, как минимум, Пигмалионом, помешанном на своём творении, вот только Галатея ему попалась угловатая и несуразная, да в придачу мужского пола.
Марк придирчиво оглядывает вертящегося перед зеркалом БэмБэма и методично отфильтровывает одежду на две стопки под кодовыми названиями "годится" и "барахло". Консультанты по торговому залу периодически одаривают странноватую парочку подозрительными взглядами, однако вышколенность персонала здесь на достаточном уровне, чтобы свои подозрения и комментарии они оставляли при себе.
Когда, оставив в кассах торгового центра внушительную сумму и гружённые брендовыми пакетами, они возвращаются домой, уже почти вечер. Марк, несмотря на активное сопротивление, всё-таки настоял на посещении салона, чтобы привести в порядок "воронье гнездо" БэмБэма, и теперь его волосы уложены аккуратными волнами, а на лоб спадает подстриженная чёлка с вкраплением бордовых прядей (любимый цвет Марка).
В квартире неожиданно светло, слышен звук работающего телевизора, - кажется, идёт очередное ток-шоу для домохозяек - а на кухне кто-то по-хозяйски гремит кастрюлями. Марк хмурится - теоретически запасной комплект ключей есть у Джексона, но он сегодня допоздна работает, да и заваливаться без приглашения не в его правилах. На кухне что-то с грохотом падает и следом раздаётся отборная ругань - "Ах, да! - запоздало вспоминает Марк, - и у него тоже!"
Пока БэмБэм увлечённо шуршит пакетами, разбирая покупки, Марк отправляется прямиком на кухню, вполголоса чертыхаясь себе под нос.
- Джебом! - окликает он, и парень, в этот момент как раз усиленно выбирающий между коробками с мясным пудингом и кукурузной запеканкой, оборачивается с возмущённым видом хозяина, потревоженного на собственной кухне.
- Где вас носит? - сразу переходит в наступление Джебом, не потрудившись объяснить своё неожиданное появление. На вопросительный взгляд Марка он лишь пожимает плечами. - Джексон рассказал мне последние новости, вот я и решил зайти.
Марк лишь качает головой - Джексон хоть и лучший друг, но трепло редкостное. Погрузившись в невесёлые мысли, кому ещё, а главное что, успел разболтать Джексон, Марк совсем упускает момент, когда Джебом оказывается слишком близко.
- Чт...- Марк не успевает договорить, как его губ касаются чужие, сухие и обветренные. Джебом, слегка наклоняет голову, прикусывая верхнюю губу и пытаясь углубить поцелуй. Придя в себя от секундного замешательства, Марк упирается руками в грудь Джебома и решительно отталкивает того от себя, встречаясь с расширенными от ужаса глазами БэмБэма, который глиняной статуей застыл на пороге.
- БэмБэм! - окликает его Марк, но в ответ получает лишь глухой стук захлопнувшейся двери и быстрые удаляющиеся шаги по коридору.
Ссылка на фикбук: ficbook.net/readfic/2046239
Пэйринг: Марк/БэмБэм
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Романтика, AU
Предупреждения: OOC, Underage
Глава 1Семья — это родство не только по крови.
© Legend of the Seeker
Джексон давно не видел Марка в таком состоянии - словно из него вынули душу и оставили лишь пустую оболочку. Он крепко сжал зубы - знал же, что эта его поездка домой ничем хорошим не закончится – Марк воспитывался в семье отчима, и как только смог самостоятельно зарабатывать себе на жизнь, без сожаления покинул так и не ставший родным дом. Сейчас он вполне состоявшийся фотограф, снимает неплохую квартирку в Верхнем Ист-Сайде на Манхэттене, но детские комплексы до сих пор мешают ему нормально общаться с приёмной семьёй. Вот только, кажется, на этот раз случилось что-то посерьёзней, чем очередная стычка с роднёй на почве неоправдавшихся надежд главы семейства...
- Отчим сказал, что мама жива.
Джексон, окаменев, смотрит, как Марк залпом опрокидывает в себя пол стакана неразбавленного виски и даже не морщится.
- Что? - переспрашивает он, всё ещё надеясь, что ослышался.
- Он сказал, что мама жива, - с грустной усмешкой повторяет Марк. - Это значит, что она бросила меня, понимаешь? - его губы дрожат, и пальцы со всей силы стискивают запотевший стакан. - Меня воспитывала чужая семья, а ей я просто оказался не нужен. Понимаешь, Джекс?
- Ну-ну, может, он просто солгал, чтоб ударить по больному. Ты же знаешь, он та ещё скотина,- Джексон придвигается ближе, обнимая за плечи и изо всех сил прижимая к себе, стремясь предотвратить надвигающуюся истерику. Они познакомились в приюте, когда были ещё детьми, и Джексон привык быть старшим братом в их тандеме, не смотря на то, что данные в паспорте говорили об обратной разнице в возрасте. Он укачивает Марка, как ребёнка, тихо шепча, что это всё в прошлом, что всё будет хорошо, непременно, ну должно же быть, пока друг не успокаивается окончательно.
Наконец, Марк выпрямляется, делая глубокий вдох, давая понять, что взял себя в руки.
- Я хочу найти её, - твёрдым голосом говорит он, и по безапелляционному тону Джексон понимает, что отговорить его не удастся. Замечая недоверчивый взгляд друга, Марк добавляет: - я не собираюсь устраивать разборки, поверь мне. Я просто хочу посмотреть на человека, который однажды полностью исчез из моей жизни.
Найти человека в таком штате, как Нью-Гэмпшир, оказалось не самой лёгкой задачей, но вполне выполнимой. Честно говоря, Джексон втайне надеется, что пока личный адвокат Марка подыскивает частного детектива из местных, а тот по крупицам собирает информацию, Марк успеет остыть и оставит свою идею. Но однажды вечером он звонит ему и сообщает, что "вылет утром и как на счёт устроить прощальный вечер (как раз и бутылка кьянти стоит второй год без дела) и получить ЦУ по уходу за котами, потому что на Джебома нет абсолютно никакой надежды".
- Ты уверен, что хочешь полететь один? - спрашивает наконец Джексон, когда голова усваивает всю архиважную информацию, в какие часы и чем именно кормить котов.- Я могу изменить расписание и полететь с тобой, это правда будет несложно.
- Спасибо, но нет, - качает головой Марк. - Меня встретят, да и не думаю, что задержусь там надолго.
Джексон вздыхает и отодвигает от себя полупустой стакан.
- Всё же скажи, зачем тебе это?
- Джекс, ты же должен меня понять...
И Джексон понимает, он действительно понимает, потому что сам был на этом месте. И именно поэтому он больше всего на свете не желает Марку испытать всей той боли и пустоты, что довелось испытать ему. Но так же он понимает, что слишком они похожи, чтобы ему удалось отговорить того от задуманного. Он слегка сжимает ладонь Марка в своей; простой жест, который на их собственном языке значит ни много ни мало, а "я твой друг и всегда буду рядом, ты же знаешь", и Марк знает.
Нью-Гэмпшир никогда не радовал тёплой погодой, и, приземлившись в небольшом аэропорте Портсмута, Марк из цветущей весны попадает прямиком в промозглую зиму. Кругом холодно и серо, и Марк плотнее кутается в тёплый вязаный шарф и тоненькую парку. Его встречает седовласый пожилой человек, представившийся как частный детектив Джозеф Мэйотт, и предлагает для начала отвезти его в гостиницу. По дороге из аэропорта Марк, не отрываясь, смотрит на безжизненный серый пейзаж, однотипными слайдами мелькающий за окном. Холод, царящий в этом северном царстве чувствуется даже в тёплом салоне старенького шевроле, пробирается сквозь одежду, царапает кожу.
После горячего душа в гостиничном номере чувство безысходности немного отступает, а когда Марк греет руки о большую чашку свежего кофе в небольшом кафе на цокольном этаже отеля, жизнь снова начинает играть цветными красками. Кофе, конечно, слишком крепкий и совсем не такой, к какому он привык, но в данной ситуации выбирать не приходится.
Джозеф появляется через полчаса, как они и договаривались. В руках у него внушительная кожаная папка, дающая понять, что работа была проделана немалая. Марк выпрямляется в кресле, приготовившись воспринимать информацию.
- Мистер Туан, - прокашлявшись, начинает Джозеф, - я не хотел говорить об этом в машине, тем более, вы с дороги, вам был необходим отдых. И, к сожалению, информация подтвердилась только вчера вечером, так что я не успел вас предупредить...
Марк чувствует, что начинает терять терпение, пальцы непроизвольно отбивают дробь по тёплой керамике пузатой белой кружки, и он с трудом сдерживает себя от того, чтобы неуважительно не поторопить детектива.
- Я проверил множество информации и действительно нашёл Вашу родную мать. Но дело в том, что... - пожилой детектив нерешительно мнётся, не решаясь договорить,- дело в том, что она умерла три года назад.
Джозеф начинает суетливо перебирать документы, выкладывая их на кофейный столик, перечисляя номера и даты, словно Марк только что обвинил его во лжи.
Марк не прикасается к бумагам, даже не смотрит на них. Он был готов к тому, что не станет разговаривать с матерью. Возможно, у него даже не хватило бы смелости подойти к ней - только посмотреть издалека. Убедиться, что женщина, которую он всю сознательную жизнь считал умершей, теперь прекрасно живёт без него, и окончательно возненавидеть. Но повторно пережить её смерть он оказался не готов.
- Я бы хотел съездить на её...- Марк запинается, не в силах произнести это вслух. К счастью, Джозеф всё понимает и согласно кивает, убирая бумаги в портфель.
Дорога до кладбища занимает чуть больше получаса, и ландшафт за окном кажется ещё более безжизненным, чем раньше. Джозеф не заводит ненужных светских разговоров, и Марк благодарен ему за это.
Он смотрит на серый камень надгробия и не чувствует ничего. Только опустошение. Всё, ради чего он сюда приехал, разом потеряло всякий смысл, незаданные вопросы навсегда останутся без ответа.
"Почему ты бросила меня, мама? Почему позволила воспитываться в чужой для меня семье? Ты настолько меня ненавидела?"
Он ищет хоть одну причину оправдать поступок матери, всего одной единственной причины было бы достаточно, чтобы жить дальше... Но так и не находит её.
Когда Марк подходит к машине, ему кажется, что он уже не чувствует холода, но тучи сгущаются, и Джозеф говорит, что приближается снегопад и лучше успеть добраться до города, пока не началась метель, и дороги открыты.
Они подъезжают к отелю, когда за окном уже непроглядная тьма, кое-где пробивающаяся полосками света уличных фонарей. Весной, говорит Джозеф, темнеет рано.
Поднимаясь по ступенькам крыльца, Марк думает о том, на какой ближайший рейс заказать билет - оставаться в этом чужом для него городе больше не хочется ни минуты - но Джозеф удерживает его за локоть.
- Я не знаю, интересно ли Вам это, но думаю, Вы имеете право знать,- говорит он, - у Вашей матери остался сын.
***
- Что? - непонимающее переспрашивает Джексон по скайпу.
- Что слышал, - раздражённо дёргает плечом Марк. - У неё остался сын. Не родной, приёмный. Остался от второго брака.
Он отпивает большой глоток вина, прямо из горлышка. Вино дешёвое, и на утро будет ужасно болеть голова, но Марк думает об этом сейчас с каким-то мазохистским удовольствием.
- Понимаешь, что это значит? - снова упрямо спрашивает Марк. - То, что она отказалась от родного сына, но при этом воспитывала чужого. Что я ей сделал, Джекс? За что можно было так ненавидеть собственного ребёнка?
Джексон молчит, в очередной раз убеждаясь, что не надо было отпускать Марка одного. Да и вообще отпускать было не надо.
- И где сейчас этот ребёнок? - наконец спрашивает он.
- В приюте, - Марк делает ещё один глоток и морщится от терпкого послевкусия. - Я завтра туда поеду.
- Господи, зачем?! - Джексон думает, что уже ничего не понимает. - Зачем тебе туда ехать, ради всего святого? Тебе не кажется, что ты и так уже достаточно разбит?
Марк молчит и упрямо качает головой.
- Марк, - со вздохом предпринимает последнюю попытку Джексон, - Марк, возвращайся домой...
- Я не могу, Джекс, - его голос звучит твёрдо и абсолютно трезво, как будто и не было только что выпитого литра вина. - Я не могу сейчас уехать, неужели ты не понимаешь? И если я уже тут, я хочу хотя бы выяснить, чем этот ребёнок настолько лучше меня, если от меня она с лёгкостью отказалась. А от него - нет.
***
Приют, около которого тормозит чёрный шевроле, оказывается невероятно похож на тот, в котором Марк провёл несколько лет своего детства. Хотя, наверное, все подобные здания выглядят одинаково - от них веет горьким отчаянием и поломанным детством. Окна неприветливо глядят тёмными глазницами на гостей, и кажется, что даже облупившаяся серая краска, стекающая со стен, вопит, что им здесь не место.
Пока Джозеф разговаривает с директором приюта - пожилой женщиной с приятной внешностью и серьёзным взглядом, Марк смотрит в окно. Кажется, с утра погода всё-таки взглянула на календарь, и в город пришла долгожданная весна. Маленькие жители приюта, все поголовно в лёгких курточках, высыпали на улицу, затеяв оживлённую возню.
Наконец, переговоры подходят к концу, директор даёт своё разрешение на встречу (с кем? сводным братом?) и, подойдя к окну, указывает Марку на самый отдалённый уголок двора, почти скрытый корявыми замёрзшими палками, которые летом вероятно превращаются в деревья. Там, в тени этих промёрзших недо-деревьев, на скамье в одиночестве виднеется маленькая фигурка ребёнка.
Уже подходя ближе, Марк отмечает про себя, что мальчик выглядит гораздо младше своих пятнадцати лет. А ещё от него так и веет одиночеством. Вынужденным одиночеством, к которому привыкаешь, срастаешься с ним кожей против своей воли. Марку знакомо это чувство, в груди под рёбрами начинает глухо болеть, царапая кожу изнутри рваными перьями. В этот момент к его ногам с тихим шуршанием что-то подкатывается, и он нагибается за неожиданной находкой. Мальчик срывается со своего места, но не успевает поймать потерю - Марк протягивает ему упавший карандаш на ладони.
Мальчик смотрит на незнакомца с испугом и недоверием, но всё же нерешительно принимает карандаш. Как маленький дикий зверёк, думает Марк и неожиданно для себя улыбается.
- Привет, - всё так же растягивая губы в улыбке, говорит он.
- Здравствуйте, - у мальчика оказывается тихий и мелодичный голос. А ещё мягкие черты лица, большие любопытные глаза, и растрёпанные вихры, торчащие в разные стороны, то ли от ветра, то ли сами по себе.
Марк садится на деревянную скамью, рядом с тем местом, где до этого сидел мальчишка, и щурится от яркого весеннего солнца - настроение почему-то улучшается, хотя причин для этого вроде никаких нет. Мальчик пару минут нерешительно топчется на месте, словно не понимая, что ему делать, но потом всё-таки возвращается на своё место в углу скамьи, прижимая к груди альбом.
- Ты рисуешь? - нарушает Марк повисшее молчание. Мальчик поднимает на него свои огромные глазищи и торопливо кивает. - Можно посмотреть?
Марк протягивает руку, и в его ладонь ложатся чуть шершавые листы, исчерченные множеством карандашных линий. Марк перелистывает страницы альбома, и запутанная вязь штрихов на его глазах сплетается в причудливые узоры, отрывочные образы и целые сюжеты. У мальчика определённо большие способности к рисованию, и Марк увлекается открывшемся перед ним миром настолько, что почти пропускает мимо ушей обращённый к нему тихий вопрос.
- Вы к кому-то пришли?
- М? - Марк отвлекается от рисунков и пытается собраться с мыслями. С самого утра вплоть до приезда в приют всё происходит настолько быстро, что времени подумать над тем, зачем же собственно он сюда едет и что скажет абсолютно чужому ребёнку, у него нет. И вот сейчас Марк теряется.
- Да... я пришёл... - смысла запутываться в собственной лжи нет, тем более, что он приехал за ответами, и Марк решается, - вообще-то я пришёл к тебе.
И без того большие глаза мальчика становятся ещё больше, он испуганно хлопает пушистыми ресницами, неуверенно теребя в руках край лёгкой курточки.
- Ко мне? – кажется, его голос становится ещё тише, и Марк практически вынужден читать по губам.
- Да, - он нервно улыбается. - Что тебя так удивляет?
- Просто... - мальчик опускает взгляд и почти срывается на шёпот. - Просто ко мне никто никогда не приходит.
Тупая боль под рёбрами возвращается, и Марк непроизвольно прижимает руку к груди, пытаясь унять бьющихся под сердцем взбесившихся птиц.
- Как тебя зовут? - он прекрасно знает его имя, в кабинете директора ему дали пролистать личное дело, но надо разговаривать, чтобы молчание не превратилось в нерушимую стену, и ничего кроме очевидного в своей банальности вопроса на ум не пришло.
- БэмБэм.
- М? - Марк удивлённо приподнимает бровь, потому что ничего похожего в личном деле определённо не было.
- Это прозвище, мне так привычнее, - впервые за время разговора Марк видит улыбку БэмБэма, такую же тёплую, как весеннее солнце и, видимо, такую же редкую.
Что дальше говорить, он решительно не представляет и, как объяснять своё появление, тоже. "Привет, я Марк - можешь считать меня своим сводным братом, хотя это не так. Просто моя мать, которую я считал умершей, оказывается просто бросила меня в детстве, и теперь мне жизненно необходимо знать, почему она не бросила тебя?" Марк мысленно отвешивает себе подзатыльник за эти мысли и, видимо, меняется в лице, потому что БэмБэм, до этого усиленно ковыряющий песок под ногами носком ботинка, вдруг дёргается и испуганно косится на него.
Марк заставляет взять себя в руки и снова натянуто улыбается - атмосфера неловкости нагнетается, и кто бы подсказал, как выпутываться из таких вот неловких ситуаций. Марк решает начать издалека.
- В детстве я тоже провёл какое-то время в приюте.
Испуг в глазах БэмБэма сменяется интересом:
- У Вас нет родителей?
- Нет, - качает головой Марк. - Вернее, я так думал до определённого времени. Недавно я узнал, что моя мать всё это время была жива.
Марк изо всех сил стискивает кулаки, так что костяшки пальцев белеют, и пытается выровнять тон, через который начинают проскальзывать истеричные нотки.
- Поэтому я и вернулся в Портсмут, - Марк тщательно пытается подобрать слова, чтобы не напугать мальчика. - Моя мать... это твоя мачеха, БэмБэм.
БэмБэм всё-таки пугается. Он испуганно дёргается, словно его хотят ударить, весь сжимается, кажется, даже становясь меньше ростом, и принимается бессвязно бормотать: - Простите, я не знал... Я не знал, правда, простите, меня.
Марк пугается не меньше, и когда БэмБэм всё-таки порывается вскочить, удерживает его за рукав куртки.
- Эй-эй, ты чего? - Марк непроизвольно стискивает руку БэмБэма и даже сквозь слои ткани чувствует, как того начинает трясти. - Чего ты перепугался?
БэмБэм больше не порывается встать, он скрючивается на скамейке маленьким воробьём, и Марк понимает, что надо было заранее написать текст или хотя бы продумать, что говорить, вместо того, чтобы плести всё, что в голову взбредёт, напугав при этом мальчишку до полусмерти.
- Просто я никогда не видел её, - Марк говорит успокаивающе, пытаясь выровнять ситуацию и расположить к себе мальчика. Почему-то вдруг это кажется очень важным. - Поэтому мне захотелось познакомиться с тобой, БэмБэм.
БэмБэм послушно кивает и, кажется, начинает дышать немного ровнее.
Разговаривать с БэмБэмом оказывается неожиданно приятно, Марк чувствует, что постепенно мальчик расслабляется и начинает говорить всё больше, оказавшись не таким замкнутым, каким показался при встрече. К сожалению, их разговор в тот день оказывается коротким - в приюте начались занятия, и детвора наперегонки поспешила в здание.
БэмБэм собирается долго, рассовывая карандаши по карманам и любовно разглаживая непослушные альбомные листы, которые то и дело листает весенний ветер.
- До свидания, - наконец говорит он, и его голос снова шелестит чуть слышно, как-будто они только что познакомились.
- До свидания, БэмБэм, - Марк тоже мнётся на месте, он чувствует, что надо сказать что-то ещё, но слова упрямо застревают в горле.
Пройдя пару шагов, БэмБэм оборачивается, его распахнутые глаза испуганного оленёнка смотрят прямо и решительно, а пальцы безжалостно мнут наброски, выдавая волнение.
- А... - голос слегка звенит от напряжения,- а Вы ещё придёте?
Марк чувствует, как птицы в грудной клетке успокаиваются, и по солнечному сплетению растекается неожиданное тепло.
- Конечно,- улыбается он. - До завтра, БэмБэм.
БэмБэм улыбается светло и искренне и уже бегом направляется к закрывающимся дверям приюта.
***
Через несколько дней Марк неожиданно для себя приходит к выводу, что уже не представляет себе ни дня без общения с БэмБэмом. Он приезжает в приют каждый день, и БэмБэм с улыбкой несётся к нему навстречу, размахивая очередным рисунком или сбивчиво щебеча новую историю, которую только что придумал. У него мало друзей, и даже директор приюта в приватном разговоре однажды признаётся Марку, что впервые видит этого ребёнка таким открытым и живым. Марк и сам чувствует, что оживает. Словно многолетние льды, что копились годами в его душе, вдруг разом начали таять, и Марк совершенно не представляет, как справляться с неуправляемыми потоками оттаявших чувств, кажется, что однажды они потопят его с головой.
И этот день наступает раньше, чем он думает.
Утром в его гостиничном номере раздаётся звонок из агентства - назначена дата съёмок, и вернуться в Нью-Йорк предстоит не позже пятницы. И это при том, что на календаре уже вторник. Марк откидывается на кровать и устало прикрывает глаза - на внутренней стороне век упрямо проступает образ несуразного мальчишки с растрёпанными ветром волосами, и Марк всерьёз задумывается о том, что желание бросить работу ко всем чертям не такое уж безрассудное, как казалось раньше. В приют он сегодня не едет.
До самого вечера Марк мается, меряя гостиничный номер шагами от одного угла к другому, взвешивает все плюсы и минусы, пытается даже умножать и делить, но то ли гуманитарный склад ума сказывается, то ли это уравнение с одной производной и вовсе не имеет решения, тем не менее, кроме сильной мигрени в голове не появляется ничего.
Следующим утром Марк просыпается разбитым, как после сильного похмелья, в висках монотонно стучит, а на душе паршиво как никогда. Говорить БэмБэму о своём отъезде не хочется, но надо, и от осознания этого становится совсем тошно.
Марк подъезжает к воротам приюта, когда стрелки часов только пересекли отметку три, а это значит, что занятия в детском доме уже закончились. БэмБэм выбегает ему навстречу, как прежде, радуясь как ребёнок (хотя он и есть ребёнок, чего уж). Он быстро тараторит о том, как боялся, что он больше не придёт, как много ему надо рассказать, а Марк в этот момент ненавидит себя так сильно, как, наверное, не ненавидел никогда.
Когда щебет БэмБэма немного стихает, Марк придвигается ближе к нему на их излюбленной обшарпанной скамейке и осторожно берёт маленькую ладошку в свою.
- БэмБэм, - начинает он, нерешительно подбирая слова, - мне надо тебе кое-что сказать.
БэмБэм затихает и послушно кивает, внимательно вслушиваясь в каждое слово.
- Понимаешь, я живу в другом штате, и у меня есть работа, которую я при всём своём желании не могу пропустить. И на этой неделе мне придётся вернуться туда...
Улыбка БэмБэма тускнеет, а маленькие пальчики начинают едва заметно подрагивать, но Марк лишь сильнее сжимает ладонь. БэмБэм снова становится тем испуганным ребёнком, каким он встретил его впервые, и Марк чувствует, как всё в груди скручивается в тугой узел. Слова срываются с губ раньше, чем он успевает их осознать:
- Поедешь со мной?
Мальчик удивлённо вскидывает глаза, взмахивая отросшей чёлкой, словно проверяет, не шутит ли. Марк не шутит. Видимо, это и есть то самое единственно верное решение в этом уравнении, но, только произнеся его вслух, он окончательно убедился, что уже никогда бы не смог отпустить этого мальчика от себя.
Когда до БэмБэма окончательно доходит смысл сказанного, он срывается со своего места и бросается Марку на шею, зарываясь носом в волосы где-то за ухом. Марк счастливо смеётся и тоже обнимает своего маленького мальчика.
Глава 2Следующие два дня наполнены непрерывными хлопотами - заполнение формуляров, решение вопроса с администрацией приюта, сбор бесконечных справок и подписей. Джозеф полностью оправдывает свою репутацию профессионала, взяв большую часть решения этих вопросов на себя, а Марк в лишний раз имеет шанс убедиться, что деньги значительно сокращают бюрократические процедуры. Нельзя сказать, чтобы он был богат или имел привычку сорить деньгами, но для Портсмута его доход считался значительно выше среднего.
После очередной выматывающей беготни от одного учреждения к другому Марк, кажется, готов взвыть зверем, но звонкий щебет светящегося от радости БэмБэма вытесняет все тревоги на второй план. О том, как объяснить появление незнакомого мальчишки в своём окружении, что делать с его обучением и воспитанием, Марк пока старается не думать. Почему-то всё это кажется безумно незначительным после одного единственного взгляда в смеющиеся оливковые глаза. Джексон по вечерам в скайпе лишь укоризненно качает головой и ничего не говорит.
Рано утром в пятницу на Портсмут опускается туман. Где-то на задворках сознания появляется мысль, не отменили бы рейс - в воскресенье съёмки, и шеф четвертует его, если он не появится вовремя. Марк ёжится от утреннего холода и кутается плотнее, утыкаясь носом в колючий шарф, который совсем не приносит тепла, и на полпути к приюту называет шофёру такси другой адрес. Старенький форд, чихая дымом и копотью, тормозит на самой окраине города. Марк выходит из машины, встречаемый лишь сильными порывами ветра - жилые дома остались далеко позади, и только одинокие развалины обшарпанных стен на пустыре говорят о том, что когда-то здесь были люди. Марк проводит рукой по шершавому камню стены своего старого приюта, прочерчивая пальцами выскобленные перочинными ножичками надписи, которые, такие же как он, мальчишки оставляли по ночам, втайне от воспитателей, словно хотели остаться в памяти этих стен навсегда. Марк прислушивается к своим ощущениям - он совершенно не так представлял себе эту встречу с позабытым прошлым. Сердце не начинает биться чаще, а осознание чего-то великого и давно позабытого не обрушивается как снег на голову - всего лишь обломки старого дома, так и не ставшего ему родным. Единственное, за что он благодарен этим стенам - они подарили ему Друга. Одного, но на всю жизнь. Марк бросает последний взгляд на заброшенное здание и уверенным шагом идёт обратно к ожидающему такси - прощание с прошлым закончено, впереди его ждёт будущее в лице одного непоседливого мальчишки.
БэмБэм уже топчется на пороге, вглядываясь в сторону дороги так далеко, насколько позволяет сгустившийся туман. Он крепко сжимает в руках небольшую дорожную сумку, куда, по-видимому, поместилось всё его, нажитое за недолгую жизнь, добро. Марк издалека замечает одинокую фигурку, подпрыгивающую на месте то ли от нетерпения, то ли от холода, и ощущение чужого одиночества снова врывается в душу холодным иррациональным потоком. БэмБэму здесь приходилось нелегко, это очевидно - тем, кто отличается от остальных, везде нелегко, а в таких местах, где признаётся только сила большинства, им не просто тяжело, им невыносимо. Марк ёжится от собственных детских воспоминаний и открывает дверь форда. Пока водитель помогает БэмБэму устроиться на заднем сидении (вместе с его сумкой, естественно; БэмБэм наотрез отказывается выпускать её из рук), Марк пожимает руку воспитателю, которая выходит их проводить.
- Знаете, - когда Марк уже собирается развернуться и уйти, вдруг неожиданно говорит она, задерживая его руку в своей. Марк удивлённо приподнимает бровь, - мачеха БэмБэма до последнего отказывалась привозить его сюда... Только когда она уже не могла самостоятельно позаботиться о себе, его привёз к нам работник социальной службы.
Марк вежливо кивает, не понимая, зачем ему эта информация, и нетерпеливо оглядывается на машину такси, где БэмБэм уже вовсю ёрзает на сидении, выглядывая в приоткрытое окно.
- Но, когда я виделась с ней, - продолжает воспитатель, игнорируя очевидное нетерпение Марка, - она не переставая повторяла, что не может отдать БэмБэма. Что это её способ искупить вину перед собственным ребёнком, от которого она отказалась.
Марк таращится на неё, то открывая, то закрывая рот, словно выброшенная на берег рыба, но слова застревают в горле, и наружу прорывается лишь беспомощный хрип.
Женщина напротив тепло улыбается и понимающе похлопывает его по руке, словно несмышлёного ребёнка.
- Она ни на минуту не забывала Вас, - продолжает она и смотрит так, как, наверное, сёстры милосердия смотрят на раскаивающихся грешников, - она жила с этой виной всю свою жизнь, простите её.
Марк на негнущихся ногах садится в такси, и машина наконец выезжает со двора. БэмБэм настороженно поглядывает на него с противоположного конца заднего сидения, но заговорить так и не решается.
Марк немного приходит в себя, лишь когда оказывается в оживлённом зале ожидания аэропорта. Хотя суета тут понятие относительное - жизнь в Портсмуте почти всегда течёт размеренно и неторопливо, словно карамельная нуга в набившей оскомину рекламе. Тем не менее, когда его ладонь обхватывают прохладные пальцы, а взглядом он встречается с испуганными глазами БэмБэма, Марк всё-таки решает отложить все мысли о матери на потом и обдумать их по возвращению в Нью-Йорк, предварительно основательно напившись. Сейчас у него есть дела поважнее.
БэмБэм впервые оказывается среди такого большого скопления незнакомых людей, он без конца спотыкается, налетает на чужие чемоданы и, не переставая, бормочет извинения. В конце концов, Марк решает, что безопасней всего будет усадить его на одно из освободившихся мест, вручить стакан с молочным коктейлем и оставить вертеть любопытной головой в разные стороны, не причиняя ущерба окружающим. Тем более, что из-за тумана рейс всё-таки задержали.
После двух часов ожидания, когда посадку всё-таки объявляют, БэмБэм сонный и еле-еле плетётся, да и сам Марк с трудом держится на ногах. Он со вздохом облегчения откидывается в кресле, намереваясь хотя бы немного поспать, но сразу понимает, что в его планах есть один небольшой просчёт. Именно он сейчас ёрзает в соседнем, любезно уступленном ему кресле у окна, дёргает Марка за рукав и задаёт, наверное, десятый по счёту вопрос из разряда "как это работает? откуда выпадет кислородная маска? и где аварийный выход?" Когда Марк уже сам всерьёз начинает подумывать о спасительном аварийном выходе, самолёт наконец отрывается от взлётной полосы, и под восторженное "ваууу~" БэмБэма Марк всё-таки погружается в сон.
***
Джексон сидит на своём излюбленном высоком стуле, даже не притрагиваясь к любезно сваренному для него кофе, и хмуро наблюдает, как Марк суетливо мечется по кухне, кажется, пытаясь одновременно приготовить всё и сразу. При этом он уже полчаса умудряется успешно игнорировать сверлящий его спину взгляд.
- Ну и зачем ты его притащил? - не выдерживает Джексон.
- Ш-шшш! - возмущённо шикает на него Марк, тараща глаза и многозначительно кивая в сторону гостевой спальни, где уже четверть часа копошится БэмБэм, распаковывая немногочисленные пожитки.
- Да он всё равно не услышит, - раздражённо отмахивается Джексон, - вон, бормочет что-то... Ну? Так о чём ты думал?
Марк, наконец, перестаёт бесцельно греметь посудой, всё равно повар из него никудышный, и присаживается на стул напротив.
- Не знаю, ни о чём, наверное, - устало вздыхает он. - Просто... Я не смог его оставить. Я привязался к нему, понимаешь?
- За два дня? Конечно, понимаю! Это же так на тебя похоже! - Джексон язвит и уже не скрывает раздражения безответственностью друга. - И ты, естественно, всё продумал: в какую школу он пойдёт, кто с ним будет заниматься, пока ты безвылазно торчишь на своей грёбаной работе. Ведь так? У тебя же есть план, да?
Марк лишь поджимает губы, понимая, что спорить бесполезно. Да и не о чем тут спорить, друг прав во всём, как ни крути. Только вот что сделано, то сделано, а жалеть о своих поступках совсем не в характере Марка.
Он всё-таки выпроваживает Джексона за дверь и нерешительно стучит в комнату для гостей. БэмБэм восседает на кровати в окружении разбросанных футболок и рассеянно листает что-то, отдалённо напоминающее ежедневник. Марк тихо присаживается рядом, и БэмБэм вздрагивает, словно только что заметил, что тот вошёл.
- Что это? - Марк кивает на блокнот в руках мальчика.
- Это? - БэмБэм растерянно хлопает ресницами. - Мой дневник. Я начал вести его задолго до того, как попал в приют.
- Так, записывал всякие глупости, - смущённо пожимает плечами он.
БэмБэм быстро перелистывает блокнот и достаёт запрятанную между листами чёрно-белую фотографию.
- Вот, - он несмело протягивает снимок Марку, - это... мама.
Фотография старая и уже изрядно помятая, кое-где глянец прочерчивают белые линии от сгибов, и Марк пристально вглядывается в запечатлённые силуэты. Он с лёгкостью узнаёт БэмБэма, по правде говоря, тот не сильно изменился, разве что подрос немного, и улыбался он тогда широко и искренне. Женщину рядом с ним нельзя назвать красивой, в ней нет привычного сейчас искусственного лоска, но в осанке и взгляде чувствуется сила и чувство собственного достоинства. Ощущение внутренней одухотворённой красоты притягивает, но выражение глаз остаётся серьёзным, без намёка на улыбку. Марк профессиональным взглядом фотографа ощупывает изображение, выискивая схожие черты. Возможно, разрез глаз немного похож, и овал лица такой же, а, может, он просто выдаёт желаемое за действительное. Марк возвращает фотографию БэмБэму и лишь качает головой на предложение оставить себе. Это не его прошлое, у него нет на него права.
- Ты закончил разбирать вещи? - Марк оглядывает бардак в комнате и хмурится. - Вижу, что да. В любом случае, завтра поедем по магазинам, купим тебе новую одежду и всё, что нужно. Эта никуда не годится.
*****
Поход по магазинам "за самым необходимым" оборачивается бесцельным блужданием по торговому центру и осмотру последнего на предмет достопримечательностей. БэмБэм разгуливает по этажам, разинув рот, и то и дело изумлённо охает и ахает, бурно реагируя то на эскалатор, то на вычурный фонтан посреди холла. Марк лишь посмеивается и мысленно делает себе пометку сводить БэмБэма в Бруклинский музей, уже предвкушая незабываемую реакцию.
В конце концов Марку удаётся затолкать БэмБэма в ближайшую примерочную, всучив тому внушительную охапку выбранных на свой вкус костюмов, жакетов и футболок с разноцветными принтами. К концу часа Марк ощущает себя, как минимум, Пигмалионом, помешанном на своём творении, вот только Галатея ему попалась угловатая и несуразная, да в придачу мужского пола.
Марк придирчиво оглядывает вертящегося перед зеркалом БэмБэма и методично отфильтровывает одежду на две стопки под кодовыми названиями "годится" и "барахло". Консультанты по торговому залу периодически одаривают странноватую парочку подозрительными взглядами, однако вышколенность персонала здесь на достаточном уровне, чтобы свои подозрения и комментарии они оставляли при себе.
Когда, оставив в кассах торгового центра внушительную сумму и гружённые брендовыми пакетами, они возвращаются домой, уже почти вечер. Марк, несмотря на активное сопротивление, всё-таки настоял на посещении салона, чтобы привести в порядок "воронье гнездо" БэмБэма, и теперь его волосы уложены аккуратными волнами, а на лоб спадает подстриженная чёлка с вкраплением бордовых прядей (любимый цвет Марка).
В квартире неожиданно светло, слышен звук работающего телевизора, - кажется, идёт очередное ток-шоу для домохозяек - а на кухне кто-то по-хозяйски гремит кастрюлями. Марк хмурится - теоретически запасной комплект ключей есть у Джексона, но он сегодня допоздна работает, да и заваливаться без приглашения не в его правилах. На кухне что-то с грохотом падает и следом раздаётся отборная ругань - "Ах, да! - запоздало вспоминает Марк, - и у него тоже!"
Пока БэмБэм увлечённо шуршит пакетами, разбирая покупки, Марк отправляется прямиком на кухню, вполголоса чертыхаясь себе под нос.
- Джебом! - окликает он, и парень, в этот момент как раз усиленно выбирающий между коробками с мясным пудингом и кукурузной запеканкой, оборачивается с возмущённым видом хозяина, потревоженного на собственной кухне.
- Где вас носит? - сразу переходит в наступление Джебом, не потрудившись объяснить своё неожиданное появление. На вопросительный взгляд Марка он лишь пожимает плечами. - Джексон рассказал мне последние новости, вот я и решил зайти.
Марк лишь качает головой - Джексон хоть и лучший друг, но трепло редкостное. Погрузившись в невесёлые мысли, кому ещё, а главное что, успел разболтать Джексон, Марк совсем упускает момент, когда Джебом оказывается слишком близко.
- Чт...- Марк не успевает договорить, как его губ касаются чужие, сухие и обветренные. Джебом, слегка наклоняет голову, прикусывая верхнюю губу и пытаясь углубить поцелуй. Придя в себя от секундного замешательства, Марк упирается руками в грудь Джебома и решительно отталкивает того от себя, встречаясь с расширенными от ужаса глазами БэмБэма, который глиняной статуей застыл на пороге.
- БэмБэм! - окликает его Марк, но в ответ получает лишь глухой стук захлопнувшейся двери и быстрые удаляющиеся шаги по коридору.
@темы: Jackson, JB, своё творчество, GOT7, Mark/BamBam